>>> Квартира Йоширо Хига >>> Улицы города >>> Трасса >>>

Резкий, длинный поворот. Водитель мотоцикла медленно склоняется влево, с каждой секундой приближаясь к земле. Еще какие-то сантиметры, и его колено без защитной амуниции коснется дороги. Скорость не сбавлялась, лишь наоборот, постепенно ее счетчик возрастал. Линия трассы постепенно переставала изгибаться, возвращая себе первозданную прямоту.
Ямаха с гулким ревом проносится мимо новостроек, мимо закрытых до утра магазинов, мчится, не взирая на красный свет. Первый квартал, второй, третий. Йоширо уже был за территорией своего западного района. Свет красных фар буровит дорожный указатель. Сейчас ему стоит свернуть налево, а затем до упора несколько десятков километров.
Не дожидаясь, пока светофор одарит его возможностью продолжить движение, байкер срывается с места, оставляя на асфальте след стесанной резины заднего колеса.
Шлем чертовски давил на израненные скулы. Чуть сбавив скорость, юноша срывает его в одном жесте, вешая за ремень на руль. Поворот рукояти на себя, и мотоцикл, входя в поворот, скрывается за фешенебельным торговым центром.
Ни единой живой души, лишь тускло мерцали неоновым светом разнообразные вывески. Где-то вдали, в центральном районе, плясали по небу прожектора ночного клуба Агеха, такого же пафосного и распиаренного, как и лица, любящие там зависать до утра, сжигая приличные стопки денег на подземных стоянках, около баров и в Вип-зонах.
Несмотря на свое увлечение, Кадзэ не был таким заносчивым ублюдком, как некоторые представители группировок Токио. Он не брал людей популярностью своего «клана», не крутился перед носами на дорогих авто, не гнул пальцы, увешанные дорогими ювелирными побрекушками. О нет, его брат воспитал в нем совершенно другой дух адреналина. Дух неукротимый, воинственный, с легким привкусом металлической крови и тянущей болью от синяков, реже — поломов. О да, даже в этом он улавливал ни с чем не сравнимое удовольствие. Проводить с утра языком по пересохшим, разбитым губам, любоваться очередными трофеями-кровоподтеками, подаренными отнюдь не мягкой посадкой... Это был истинный адреналин, а нынешнее поведение куда больше подходило под описание петушиных боев, где раскрашенные представители «элитного» новомодного движения торговали своим телом и дорогими игрушками, нежели талантом.
Йоши презрительно поморщился, чуть выше переносицы прорисовались слабые морщины — первый признак того, что человек слишком часто и много хмурится.
Нельзя было сказать, что он ненавидел группировки. Его брат был членом Эрасы и знакомил с несколькими его представителями, увы, по большей части уже мертвыми. И практически ни разу  он не видел в их глазах необоснованных приступов агрессии, чрезмерного пафоса... О нет.
Дзэнсоку, свободолюбивые и гордые люди, он пересекался с парочкой экстремалов на соревнованиях. Им удалось оставить достаточно приятные воспоминания о себе. Хзтя они и не старались сделать это.
О Сэйбо он мог рассуждать часами, но все мысли сводились лишь к одному слову, произносимому вслух — Позерство. Дешевое изнутри и дорогое снаружи, чистой воды позерство. Дети богатых родителей, марионетки в руках бизнесменов, так вовремя для себя углядевших гоночный спорт. И ничего более. Хотя, когда-то, он согласился на заезд тет-а-тет с одним из их представителей. Не самой приятной наружности парень на хорошо оттюнингованном мотоцикле. Жаль только, что сидел он на нем неуверенно: с горем пополам пройдя первый поворот, мальчишка не выдерживает идущего сразу же за ним второго, гораздо более крутого и врезается в мусорные контейнеры. Йоширо в тот вечер не стал пересекать финишную черту, развернув байк в другую сторону и съехав с трассы по направленю к шоссе.
Жаль, что приходилось так жестко градировать людей лишь по нескольким признакам: деньги и территория проживания.
Именно поэтому он не был готов до сих пор принять преложение от двух кланов. Слишком много было за и против, слишком много недомолвок и ограничений, а последнего Хига не переносил больше всего на свете... С него, пожалуй, хватило этой жизни в клетке по постоянным приказам сверху.
Заглушив мотор ямахи, молодой человек отошел на несколько шагов от мотоцикла.
Луна, окутовшая небо своей звездной вуалью, опускалась все ниже к краю земли. Звезды меркли, а темно-синее, почти что черное покрывало постепенно начинало светлеть. Томительно-медленно.
Здесь было безопасно оставлять оставлять транспорт. Пусть даже с не вытащенными ключами, пусть с заведенным мотором или распахнутой дверью — люди, проживающие на этой территории, чтили внегласные законы и несли суровое наказание за их нарушение. Плюс, Этот мотоцикл знали многие, еще те, кто когда-то знал и Джина.
Кадзэ неспешными шагами преодолел площадь, устланную каменной плиткой. От клумб исходил приятный, тонкий аромат цветов. Огромные прожекторы, направленные вверх, освещали всю токийскую телевышку. Юноша на мгновение замер, вслушиваясь в легкий треск витающей в воздухе энергии.
По самому глупому стечению обстоятельств, Йоширо оказался именно здесь. На том месте, где когда-то впервые прыгнул. Он карабкался вверх по вертикальной лестнице, тем более, подъемник отключали по ночам, да и какой смысл было им пользоваться, если он достигнет своей конечной точки гораздо быстрее, нежели эта металлическая коробка...?
Чем выше поднимался Йоши, тем прохладнее становился воздух. И даже несмотря на то, что на улицах правильно привычное для Японии лето, там, почти на самом верху телевышки, было холодно. Едва ощутимые прикосновения ветра обволакивали оголенную кожу, а остывший за ночь металл морозил кожу.
Когда последние ступеньки остались позади, Кадзэ спрыгнул в левую сторону. Небольшая  бетонная площадка размером около пяти-шести метров в длину и шириной не более трех, мощная дверь в стене, ведущая к панели управления цифровыми спутниками — ничего не изменилось с его последнего визита. Даже стеклянная бутылка из-под недопитой колы осталась стоять на самом краю возле лестницы.
Скинув с плеч кожаную куртку, юноша бросил ее на холодный бетон. Один из рукавов свесился вниз, раскачиваясь из стороны в сторону. Прикурив сигарету, Хига бросил любимую зажигалку на ее край.
А он последовал его примеру и опустился на парапет, свесив правую ногу, а левую согнув в колене.
Начиная с этого момента у него было ровно двадцать минут, прежде чем он ощутит первую волну очередного неконтролируемого приступа. Взгляд наткнулся на тот пятачок площади, где лежал его брат. Несколько минут, не моргая, он изучал его с высоты, ровно до того, как в глазах начало рябить, а зрение окутало легкой пеленой.
Три-четыре затяжки перед последним полетом бычка с высоты. Десятки метров бессознательного полета. Сотни искорок, разбивающиеся о плиты. Ради нескольких сотых секунд невесомости, ощущения свободы, ощущения настоящей жизни... Неужели его брат тогда чувствовал то же самое?
Сейчас как никогда хотелось ощутить на губах вкус алкоголя.

Некоторые огни города погружались в спячку до следующей ночи, другие, наоборот, начинали свою привычную работу на пользу граждан. В соседнем квартале кто-то пытался завести машину. окна домов по обе стороны начинали зажигаться - первая партия рабочего населения Токио собиралась на свою службу.
Он курил сигареты одну за одной, пока пальцы, шаря по пачке, не натолкнулись на пустоту.
- Черт... - еле слышно произнес Йоширо, сминая ее в руках и уже собираясь бросить вниз.
Сзади послышались шорохи. Несколько секунд тишины, и битое стекло рассыпается по нижней площадке.
Изогнув губы в усмешке, Кадзэ откидывает бумажный комок себе за спину, тем самым выражая открытое недовольство на присутствие постороннего здесь. Сейчас. Рядом с ним.
- Что, не мог найти другого места?.. - нейтральным, но предельно-холодным тоном говорил юноша с человеком, которого еще не видел и которого не хотел видеть.
Первая волна...
Сколько у него осталось? 10? 15 минут? Черт бы побрал того, кто сейчас стоял там, около лестницы...

Это наверняка была чья-то злая шутка. Чья-то злая, неуместная, глупая шутка... Столько дней ждать, холить и лелеять идею полного одиночества, приехать сюда в то время, когда даже самые отпетые жаворонки лишь отрывали голову от подушек и увидеть... Услышать Это. Йоши немного лениво поднялся с бетонного пола и начал разглядывать покрытие, идеально ровное и...
- Я не вижу здесь ни какого-либо имени... - Он слегка повернул голову в сторону, отведя несколько секунд на изучение того, кто стоял сзади. Ну кто бы мог подумать, что в такую прекрасную ночь он будет скандалить с человеком из группировки, в котором сам раньше состоял неофициально... Но, почему-то, сейчас было абсолютно все равно... - Ни названия этой, - Кадзэ взглядом указал на надпись футболки, - Группки фанатиков по раздрабливанию своей башки об асфальт...
С севера подул холодный ветер, едва расстрепавший волосы. Одинокая прядь выскользнула из общей массы, кольнув в глаз. Хига небрежным движением откинул ее назад, опустив голову и сомкнув пальцы на перилах, сковывающих площадку.
По душе проплывает вторая волна. Где-то вдалеке начинали виднеться очертания плывущего хаоса.
Боги, за что?.. Почему я не могу провести эту чертову ломку в полном одиночестве, а через несколько часов спокойно вернуться домой и почувствовать себя вновь человеком? Разбитым, поломанным, но, черт подери, человеком!..  - Столь глубокие чувства и переживания никак не отобразились на мимике юноши.
- Твое мнение меня будет волновать в самую последнюю очередь... - Йоширо распахнул глаза, буровя пустоту, - Исчезни.

Еще несколько секунд назад он не слышал ничего, кроме тихого шепота города и едкого, чужого голоса. Звук легких, почти что парящих шагов в его сторону заставил невольно повернуться, и, кажется, человек ожидал этого поворота.
Цепкие пальцы нарисовались на уровне шеи, невзрачный головой, который Йоширо пропустил из-за нахлынувшей третьей волны и последующий удар в переносицу, четко в то место, которое юноша постоянно ломал. В глазах потемнело, а тело слегка обмякло. Возможно, по прошествии нескольких секунд, он бы и сам упал на колени, но новоприбывший бейсер любезно выполнил всю работу за него, не заботливо, но уложив Кадзэ на бетонные плиты.
Стук. Стук. Стук. Но это было не сердце. Сердце не стучало Так. Сердце не призывало к бою, лишь наоборот, кричало, заставляло одуматься, молило отойти, уйти, уехать... Этот бешеный, нарастающий  стук в ушах перебивал все, заглушал, убивал, растаптывал...
Стук, напоминающий бой барабанов агрессивного племени, готовящегося к атаке.
Молодой человек поднялся, наклонив голову поочередно в обе стороны и в какой-то мере насладившись хрустом затекших позвонков. Острый кончик языка скользит по верхней губе, унося с собой несколько капель сладковато-металлической крови.
Четвертая волна. Ледяные пальцы. Затуманенный взгляд, нацеленный лишь на одно в этйо тьме — фигуру бейсера, который неторопливо готовился к прыжку.
За каких-то несколько шагов Хига преодолевает расстояние, разделяющее место его падения до перил.
- Куда собрался, - Сквозь сцепленные зубы выдавил из себя мотогонщик, -  Крутой...
Изнутри рвалось Нечто. Его острые когти прорывали все, по чему он карабкался, и Йоширо чувствовал это. Чувствовал, как оно поднималось все выше, обжигая огненным дыханием стенки горла, раздвоенным языком касаясь глазниц, будто бы пытаясь их вырвать. Дикая боль сковала тело, вот-вот готовое разорваться на несколько десятков частей. С хриплым рыком Кадзэ отбрасывает в сторону противника, устоявшего на ногах, и... Звуки пропали. Он не слышал биения своего сердца. Не слышал шум барабанов. Не чувствовал монстра, ползущего из кокона вглубине души. Не чувствовал его потому, что монстр уже вырвался через тот единственный полукрик-полурык и уже разглядывал свою жертву, стоящую перед ним.
- Да что ты знаешь обо мне... - Хига не позволяет противнику заблокировать удар, попадая чуть ниже солнечного сплетения, - Что ты знаешь о небе, - Последующий удар локтем выше седьмого шейного позвонка, оппонент вот-вот должен был упасть на землю, -  О свободе... - Слова, так не похожие на человеческие вырывались из ободранного и обожженого горла. Не дав бейсеру пасть, Кадзэ наносит апперкот по челюсти.
В небольшой замедленной съемке он наблюдает, как его противник падает навзничь, как тонкая струйка крови окрашивает уголок губ, как он вновь поднимается.

Курс на стиль привычных уличных драк можно было оставить в стороне, его оппонент использовал совершенно другую тактику. По привычке заблокировав боковой удар ногой левой рукой, Йоширо мгновенно ощущает сильное жжение в правой части головы. Носок обуви четко пришелся на ухо.
Что-то липкое и теплое начало стекать по шее. Надо быть слишком тупым человеком, чтобы не догадаться о происхождении этого разрастающегося, тонкого ручейка.
Вследствии удара вернулись старые звуки, вот только сейчас пульсация барабанной перепонки заглушала практически все, даже собственное учащенное дыхание.
На губах заблестала хищная улыбка.
- Не увлекаюсь балетом, - колкая, брошенная в лицо противнику фраза, руки, почти что полностью прижатые к груди, чтобы дать ногам большую площадь для удара. Тройная связка из травмирующих ударов: первый приходится в боковую сторону колена, чтобы вывести противника из возможности крепко стоять на этой ноге; второй — в тазобедренную часть. По инерции, тело ослабевает, а мозг отдает команду сменить стойку. С особой силой Кадзэ бьет третий раз, завершая комбинацию ударом в предплечье и разбивая тем самым половину обороны. Рука на глазх ослабевала, но противник все еще пытался удерживать ее на уровне груди.
Согнув ноги в коленях и вернув рукам былое пространство, юноша чуть опускает одну руку, чтобы быть готовым заблокировать возможный удар по ногам, вторую оставляет на уровне солнечного сплетения.
Хотя подсознательно он понимал, что смешение столь разных стилей не приведет ник  чему хорошему, а именно, к четкой, своевременной защите тела от мощных ударов, мотогонщик продолжал держаться в своей уличной стойке, такой непредсказуемой и быстрой на фоне отточенной стойки человека напротив.

Еще ни разу в жизни он настолько сильно не концентрировался на драке. На привычных, резких выпадах, которые в девяносто пяти процентах случаев достигали своей цели, не оставляя противнику практически ни единого шанса. Ни на удар, ни на победу.
Сейчас же, раскачиваясь из стороны в сторону, Йоширо периодически стирал боковой стороной ладони капающую из носа кровь и отрывал прилипающие к шее волосы небрежным взмахом головы.
Но самое страшное было в том, что он начинал ненавидеть этого человека напротив. Ненавидеть за каждое слово, едким плевком змеи брошенное ему в лицо. За вздох того же кислорода, которым дышал здесь он, до поры-до времени — один. Ненавидел за то, что он до сих пор стоял и даже отвечал атакой. Но больше всего Кадзэ ненавидел себя, за ту слабость, что пропустил в сердце. За огненный жар вместо ледяного спокойствия.
К черту защиту... Удары становились более резкими, частыми, летящими именно в то место, которое открылось на долю секунды.
Он видит, как тело соперника прижимается ближе к полу, а вытянутая вперед нога вот-вот ударит по его собственной.
Выхода не оставалось. При любом раскладе он упадет, и что-то ему подсказывало, что упадет надолго. Ни один удар руки не достигнет цели, он со своим оппонентом был уже на разном расстоянии друг от друга. А, если он попытается уклониться от подсечки прыжком, то слишком велика вероятность последующего удара.
Выпад вперед на расстояние одного шага, чтобы ударить ногой по лицу противника со всей вложенной яростью. Гневом.
Противник отлетает в сторону, Йоширо же чувствует в ноги стреляющую боль. Казалось, что  голенная кость треснула. Он падает навзничь и сильно ударяется головой об асфальт, еще несколько секунд разглядывая наливающееся кровью небо. Становилось все темнее. Пустота.  Подсознание отключилось, утянув за собой полностью весь организм. Но даже там, в кромешной тьме, он продолжал избивать воображаемого противника. Совсем недолго... Пока оппонент не превратился в густой, серый дым, окутывая сначала ноги юноши, поднимаясь все выше..
Он успел лишь глубоко вздохнуть.

... черт... - Еле слышно слетает с губ хриплый шепот и юноша пытается открыть глаза, но попытка провалится с треском тонкого льда на замерзающей речушке.
Онемевшие губы чуть приоткрываются, наполняя легкие теплеющим рассветным воздухом.
Веки едва ли поднимаются, пропуская во мрак частичку света. Изображение плыло словно после долгого катания на карусели.
Юноша отрывает голову от бетона, чувствуя как сильно разрывает затылок боль. Удивительно, как он не разбил его о такую поверхность...
Складывалось ощущение, что прошло как минимум несколько часов, тело изнывало от новых уколов, ноги, будто бы раздробленные упавшей сверху накавальней, отказывались держать хозяина, подрагивая и вновь прижимаясь к поверхности. Кадзэ делает резкий рывок, с силой отдающийся в корпусе и кусает губы в кровь.
Драка была воистину достойной. Он не чувствовал ничего кроме боли, отдающейся каждый раз в новом месте.
Оперевшись о стену, Йоширо с трудом поднялся на ноги, обвивая одной рукой пульсирующую грудь. Его оппонент уже пришел в себя и даже сумел растянуть окровавленные губы в улыбке.
Надо было бить сильнее.. — эхом пронеслась мысль в подсознании и скорчилась где-то под ребрами.
- Да ты тоже, оказывается... - гонщик делает несколько шагов по направлению ко второму юноше, держась за поручни, - ... неплохо летаешь и без парашюта... - в памяти проплыли картинки весьма эффектного приземления бейсера на площадку. Да, он определенно вложил в удар всю скопившуюся за пару недель ярость.
На одежде бейсера было много крови, и Хига не сомневался, что сейчас выглядит точно так же. Пульсация в ухе забивала посторонние звуки, и ему приходилось собирать остаток сил в кулак, чтобы четко расслышать речь Уже собеседника.
- Не ожидал. Впрочем, как и тебя... - молодой человек коснулся позвоночником перил и едва вздрогнул от соприкосновения разгоряченной кожи к холодному металлу. Боль в районе переносицы подбрасывала бесплатный фейерверк в глаза. Улыбка далась не сразу, да и получилась, мягко говоря, не самая лучшая...
Но сейчас она была, почему-то, счастливой и умиротворенной. Йоши абсолютно не беспокоил тот факт, что какое-то время назад он представлял из себя грушу для битья, что сам одаривал незнакомца отнюдь не лицеприятными «прикосновениями». Сейчас все казалось мелочным, но до безумия забавным.
А ведь Джину бы наверняка не понравилась эта перепалка...
Не поворачиваясь к собеседнику лицом и продолжая стоять полубоком, а все потому, что любое телодвижение было слишком мучительным и болезненным, он протянул руку второму любителю экстрима.
- ... Кадзэ. Хига, - голос был спокойным и нейтральным, пожалуй, с него достаточно ссор в эту и без того грубую, кровавую ночь.
Это было одно из его самых эффектных и запоминающихся знакомств. Еще ни разу он не представлялся человеку после драку, впрочем, как и до нее. Ни разу не испытывал желания познакомиться ближе с тем, кого начинал люто ненавидеть. Но сейчас... Он просто замер с жестом рукопожатия, изучая ребристые облака над головой.

Кадзэ с неким удовольствием наблюдал за тем, как его собеседник самостоятельно вправлял себе руку. Этим он напомнил его самого. Неприступного, гордого и самодостаточного дебошира. Именно поэтому он промолчал и не стал предлагать помощи. Да и зачем, если бейсер и сам неплохо справлялся. Не впервой.. Сразу видно по достаточно резким движениям в нужную сторону..
- Чума, говоришь?.. - парень усмехнулся, - Да уж, с головой у тебя точно не в порядке... - И, выдержав театральную паузу, добавил, - Мне рассказывали о тебе. Свое прозвище по поступкам хорошо оправдываешь.
Брат как-то упоминал это "второе имя" после очередного бейсерского прыжка, говорил о сумасшедшем характере этого парашютиста, о повадках, что-то было еще, что-то важное, какой-то переломный момент в его жизни, но Хига не мог вспомнить этой истории, слишком свежи были болевые ощущения по всему телу.
Был странным тот факт, что Йоширо позволил смотреть на себя Так долго. Разглядывать. Дать возможность быть узнанным... Он не отвернулся и не бросил ядовитую фразу в своем стиле, без косвенных намеков и прочих тянущих резину слов.
Хига просто стоял, акцентируя внимание на глазах напротив. Лишенное мимики лицо, тонкая линия губ и пустой взгляд — по нему вряд ли можно было понять хотя бы что-то.
Прозвище Джина разрезало повисшее молчание подобну грому среди ясного неба.
Но этот поворот событий в разговоре был слишком предсказуемым. Группировка, в которой состоял его брат еще в то время не была такой разросшейся как две остальные, люди знали друг друга, а если не видели вживую, то точно многое слышали. Туда не пропускали любителей, пусть даже и с хорошим стажем и «пролетом». Избранные.. Дети неба.
Хига слабо улыбнулся, убирая окровавленные, прилипшие к лицу и шее волосы, чуть их приподнимая, чтобы придать больший эффект короткой стрижки. Он молча посмотрел в лицо собеседнику, простояв так несколько секунд. А взгляд стал точной копией взгляда его старшего брата. По изменившемуся выражению лица можно было понять главное: Шога узнал в нем лицо того самого парня, с которым он когда-то прыгал.
- Аманохара был моим старшим братом, - резкий жест рукой, и волосы падают в привычном беспорядке, вновь щекоча оголенную кожу.
Кадзэ отошел в сторону, став к собеседнику спиной.
- Он хотел ощутить истинную свободу, - пальцы по привычке обыскивают карманы брюк, но, не найдя хотя бы намека на пачку сигарет, крепко вцепились в металлические поручни, - Знаешь... без лишних мыслей о том, что пройдет какая-то дурацкая пара секунд, и тебе придется, - Юноша голосом подчеркнул это слово, - Дернуть за кольцо...
Ветер трепал избитую кожу, будто бы пытаясь облегчить ее страдания. Огни города меркли в истинном сиянии настоящего, солнечного света. Постепенно небо из темно-синего цвета перекрашивалось в нежно-оранжевый оттенок, и на душе потеплело, жаль, что не надолго.
- И знаешь... Он ее ощутил. Тот самый сладкий миг невесомости, когда за спиной, сквозь одежду и кожу прорывались твои собственные, слабые, полупрозрачные крылья... Ощутил... И попросту не захотел возвращаться в этот глупый, приземистый мир.
В какой-то момент ему показалось, что он говорит это о самом себе. Будто бы не Джин тогда летел вниз, а он сам... Он чувствовал небо, воздух, невесомость, крылья у себя за спиной...
И стоило лишь моргнуть, чтобы вновь очутиться на этой бетонной площадке. Стоя на земле...
Каждое воспоминание о Джине было чрезмерно болезненным, и Кадзэ в такие мгновения с трудом контролировал свои эмоции. На миг глаза заблестели, и юноша в какой-то степени порадовался, что сейчас стоял спиной к бейсеру. Выдавать свои личные эмоции и переживания человеку, которого видишь в первый и, возможно, последний раз было абсолютно ни к чему.

Мысли медленно подкрадывались к спящему разуму, только начавшему отходить от недавней перепалки и переживаний. Тихими шагами, слегка вонзаясь острыми когтями... Эхом раздавался их шепот, который слабыми отголосками звучал в ушах.
А ведь, по сути, я и не знал тебя, брат...
Их отношения были чрезмерно сложными, порой — отнюдь не семейными... Они оскорбляли друг друга, в порыве ненависти говоря то, что не должны были, порой перепалка доходила и до рукоприкладства, реже сводившаяся на нет.
Они могли часами, днями не общаться, не смотреть в глаза, не прикасаться друг другу даже случайно, стоя в одной комнате или транспорте, а, если таковое случалось, то по телу пробегали новые волны агрессии, которые в тот же момент хотелось выплеснуть наружу.
Но это были их персональные, личные отношения. В глубине души они пытались внушить себе, что даже такое поведение — это своеобразное выражение чувств, положительных, добрых чувств.
Правда, верилось в это с трудом...
Йоширо был счастлив как ребенок, когда Джин улыбался ему той самой, братской улыбкой. Когда  выслушивал все, что терзало душу и  ободряюще хлопал по плечу.
Он был счастлив, когда брат звал его с собой, но даже тогда, во время их прыжков, знал, что сейчас Аманохара совершенно не думает о нем... не думает, что Кадзэ может ошибиться, запутаться в собственном парашюте или попросту забыть дернуть за кольцо.
Просто прыгал. Для себя. Для неба. Может быть, для кого-то другого...
Джин был чужим человеком, но оставался его родным. Единственным родным, который знал чуточку больше, нежели родители, не знающие ничего или не хотевшие узнать. Зачем?..
Ведь тот единственный круг вопросов и их интересов по отношению к нему сводился лишь к одному — к чертовой, ненавистной учебе, которую он хотел закончить как можно быстрее. И закончил бы, если не тот случай...
Эти два года, которые сейчас были у него впереди оставались единственным шансом, разумным продолжением жизни, держащими от попыток не повторить глупый подвиг Джина.
Хига вздрогнул от прикосновения чужих рук и повел плечами. По телу пробежала волна холода, а, может быть, это бы простой ветер, приносящий откуда-то с севера густые темные тучи...
Не задумываясь он принял фляжку, несколько секунд покрутив ее в руках и вслушиваясь как перекатывалось от стенки к стенке ее содержимое. Откупорив пробку, Йоши приподнес дорожную бутылку к губам.
- Что же... Тогда за вас, небесные друзья, - Парой больших глотков он обжог горло, на языке остался сильный привкус мяты и других ароматных трав. Он протянул открытую фляжку ее владельцу, глубоко вдыхая вновь начавший холодеть воздух. - Мне жаль, что наше знакомство изначально протекло в не самом приятном русле, Коджиро, но, думаю, такой ход событий был неминуемым. По крайней мере, для меня... - Кадзэ оттолкнулся от поручней, делая несколько шагов по направлению к лестнице, - Думаю, сейчас между нами не осталось нерешенных вопросов, в частности, о месте для твоего прыжка, теперь оно свободно... Если ты все же решишься прыгать, то пусть ветер будет к тебе благосклонным в эту минуту. Встретимся внизу.
И без того ледяные пальцы обвивают два поручня единственного отсюда выхода, мотогонщик, в последний раз оглянув площадку, молчаливо кивнул бейсеру и начал спуск вниз.
Через какие-то секунды он вновь стоял на земле. Отсюда открывался менее красивый вид, нежели сверху, но увы, людской удел не предусматривал продолжительного нахождения там, где ему не суждено было быть... рано или поздно, каждому придется снова ощутить под ногами крепкую почву.
Обернувшись и подняв голову, Кадзэ заметил, как Шого уже миновал перила и вот-вот должен был отпустить их. Еще секунда, и он был уже в полете, разрывающий ветер своим телом. Раскрытые ладони, хватающие ветер и черный парашют над головой в конце.. Черт подери, ему хотелось бы сейчас быть на его месте...
Слабая ухмылка, Йоши возобновляет шаг по направлению к своему мотоциклу. Он не оборачивается на приглушенный шум приземлившегося бейсера. Он редко оборачивался..
Достигнув цели, Хига снимает с опоры ямаху, поворачивая ключ зажигания.